Япония, взятая на «Авось»
Месяц назад (в ноябре 2007 года: — прим. ред. Бауманкан) стало известно об открытии в Красноярске восстановленного памятника камергеру Николаю Резанову – одному из основателей Русско-Американской компании (РАК), русскому дипломату, пытавшемуся заключить договор с Японией, прототипу героя рыбниковской рок-оперы «"Юнона" и "Авось"». Он скончался в 1807 году именно в этом городе – по пути из Иркутска в Петербург. Об этой исторической фигуре мы побеседовали с известным петербургским японистом, старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского филиала Института Востоковедения РАН Каринэ Маранджян. Интервью взял Лев Усыскин.
Л.У.: Не является ли восстановление памятника Резанову данью романтическим представлениям об истории, навеянным либретто Андрея Вознесенского? Его деятельность была связана со сферой ваших интересов – Японией.
К.М.: Это действительно любопытная тема. В 1805 году он прибыл в Японию в ранге полномочного посла с целью добиться разрешения на ведение торговли. Он прибыл на шлюпе "Надежда", которым командовал Иван Крузенштерн. Это была составная часть первой русской кругосветной экспедиции Крузенштерна – Лисянского на шлюпах "Надежда" и "Нева". До этого одиннадцать лет назад в Японии побывало посольство Лаксмана, сумевшее добиться некоторой договоренности о торговле. Теперь надо было развить успех.
Л.У.: Резанов был одним из руководителей Русско-Американской компании, имевшей правительственную привилегию на торговлю с русскими владениями в Америке, а также бывшую, по сути, агентом правительства в тихоокеанском регионе…
К.М.: Да, более того – он был еще и акционером РАК. То есть у Резанова был как бы двойной статус: с одной стороны, он был человеком РАК, с другой – представителем Александра I, главой посольства.
С Крузенштерном у него, кстати, отношения не задались – оба руководителя экспедиции находились практически все время в довольно остром конфликте. И вот, прибыв в Нагасаки – единственный порт Японии, открытый для торговли с европейцами, а точнее – с голландцами, они вступили переговоры. Так как никто не знал японского языка, переговоры велись при посредстве Хендрика Дуфа – директора голландской фактории, который, понятно, был однозначно заинтересован в неуспехе этих переговоров, поскольку иначе Япония и Россия начинали торговать напрямую, что рушило голландскую монополию.
Эта миссия Резанова практически провалилась. Но они приблизительно полгода провели в Японии, за это время Резанов составил даже небольшой словарик японского языка, который, согласно некоторым свидетельствам, хранится в нашем институте. Ну, и японцы тоже получили некоторые сведения о России. Потом Резанов отправился в Петропавловск-Камчатский, а "Надежда" и "Нева", высадив его, вскоре двинулись дальше, завершать кругосветку.
А дальше произошла та странная история, о которой японцы пишут одно, у нас – другое… В общем, имеется несколько версий. Резанов, имея в своем распоряжении два судна, принадлежащие РАК – те самые "Юнона" (командир – лейтенант Хвостов) и "Авось" (командир – мичман Давыдов), отправился инспектировать русские владения в Америке и окружающие страны. Затем, по японской версии, Резанов, желая отомстить японцам за неуспех переговоров, дал распоряжение Хвостову и Давыдову совершить вооруженные вылазки против японских поселений на Сахалине и Курилах. В 1806 – 1807 годах такие вылазки действительно были осуществлены.
Что там делали высадившиеся с кораблей? Забирали хлеб, брали заложников. Языка-то никто не знал – по японским источникам, они все время давали понять, что хотят заполучить какого-либо японского чиновника. Какие-то товары разграбили, хотели взять в плен японского монаха, но монаха не нашли, вместо этого утащили буддийскую статую из храма… Японцы пытались обороняться, имели место перестрелки – но точных данных в итоге мы не имеем.
Грабили Хвостов и Давыдов как бы по устному указанию Резанова. Но что интересно: потом, когда все закончилось и доблестные моряки прибыли в Охотск, их посадили в кутузку, потому, что эта акция якобы не была санкционирована Александром I. Резанов вообще-то находился в переписке с царем, он писал ему, что, поскольку японцы не хотят вступать в торговые отношения, имеет смысл провести такую устрашающую акцию. Но ответа на это письмо Резанов не получил. Японцы же были убеждены, что рейды Хвостова и Давыдова осуществлялись исключительно с высочайшего соизволения.
Все это довольно загадочно. Сначала они сидят в кутузке, потом их выпускают, они приезжают в Петербург, участвуют в русско-шведской войне 1808 – 1809 года и вскоре после этого при очень странных обстоятельствах погибают: петербургской белой ночью оба упали с моста и утонули. Причем, с ними находился третий – какой-то американец – так вот, он остался цел и невредим. Как-то тяжеловато представить, чтоб питерской белой ночью два моряка утонули…
Ну, а Резанов, как мы знаем, умер по пути в Петербург еще в 1807 году – тоже при довольно странных обстоятельствах.
Долго потом имена Хвостова и Давыдова были покрыты у нас позором. Помню, мой учитель В. Н. Горегляд говорил, что это были два проходимца, чьи действия сильно осложнили русско-японские отношения, потому, что японцы всегда этот эпизод вспоминают - до сих пор.
Однако, есть и иной взгляд на вещи. Он состоит в том, что Резанов-Хвостов-Давыдов делали, по сути, то же, что через сорок с небольшим лет совершил американский коммодор Перри, пригрозивший японцам, что если они в течение года не откроют страну, то придет американская эскадра и все сметет своими пушками. Япония в результате открылась, начались дипломатические и торговые отношения, и Перри – весьма известная, в общем, положительная фигура в японской историографии. Чьи действия рассматриваются как способствовавшие модернизации Японии. То есть полное совпадение идей и методов, а совершенно разный след в истории.
Иначе говоря, Резанов, возможно, действовал не из личной обиды, а исходя из интересов российского государства, как он их понимал. И даже, как написано в одной книге, Хвостов и Давыдов будто бы во время своих рейдов старались разорять казенное, а не частное имущество. Они даже написали письмо японским властям со своими требованиями. Хотя они убивали людей, разоряли селения. То есть, это была сознательная тактика устрашения.
Л.У.: Как все это отразилось на эпизоде с Василием Головниным, возглавлявшим экспедицию на шлюпе "Диана"? В 1811 году, выполняя географическое описание Южных Курил, он вместе с двумя офицерами, айном-переводчиком и четырьмя матросами был взят в плен японцами на Кунашире и отправлен на Хоккайдо, где провел более двух лет в довольно тяжелых условиях.
К.М.: Фактически, Головнин попал в плен благодаря действиям Хвостова и Давыдова. Он был захвачен, когда пытался получить провиант и питьевую воду. По японской версии это выглядело так: они пришли, взяли то, что им было нужно и в обмен оставили какие-то товары. Японцы обвинили их в том, что они пришли и украли продовольствие. Русские говорили, что они-де оставили плату в виде этих товаров. Японцы же в ответ говорили, что в их стране, если вы что-то берете чужое, то надо сначала спросить… Но это был лишь начальный предлог. Причиной же ареста был именно инцидент 1806 — 1807 годов. Японцы его помнили и все вопросы к Головнину крутились вокруг него.
Л.У.: А как Головнина в итоге удалось вызволить?
К.М.: Приехала за ними экспедиция – на той же "Диане", под командованием помощника Головнина – привезли с собой японцев. Они очень хитро поступили: захватили японское торговое судно, взяли одного довольно богатого японца – купца, кажется, – и объяснили ему, что они хотят. И этот человек стал как раз тем посредником, который умудрился договориться об освобождении. А еще "Диана" привезла тогда японцам официальное разъяснение инцидента, где говорилось, что Хвостов и Давыдов действовали по собственной инициативе и впоследствии были наказаны.
Л.У.: И на этом инцидент Резанова-Хвостова-Давыдова наконец исчерпался?
К.М.: Для японцев того времени – в основном да. Для нас же все связанное с Резановым – сплошные противоречия и столкновения полярных мнений. История его конфликта с Крузенштерном до сих пор, кажется, актуальна для нынешнего поколения потомков мореплавателя. А тогда дело едва не дошло до суда и отстранения Крузенштерна от командования. В итоге он вынужден был публично принести Резанову извинения.
Л.У.: Или та же "романтическая" эпопея в Испанской Америке, послужившая основой либретто оперы. Сторонники Резанова-государственника пишут, что никакой любви там, понятно, не было, а был отвлекающий маневр с целью затянуть время, необходимое для починки кораблей и пополнения запасов. Дескать, в условиях начавшейся войны России против Франции, чьим союзником была Испания, только так и можно было добиться сотрудничества от испанского губернатора. А о прекрасной Консепсьон Резанов-де забыл тотчас же, по отдаче швартовых. Оппоненты же ссылаются на письма Резанова из Сибири, где тот между делом сообщает, что держит у себя двенадцатилетнюю наложницу-аборигенку. И еще много пишут про то, что Резанов был нечист на руку – еще с екатерининских времен, когда он был протеже Г.Р. Державина.
К.М.: Возможно, многое бы разъяснили его дневники, которые будто бы были переданы Академии Наук. Но у нас в институте я их не видела. Зато у нас есть две очень интересные книги – что называется, амбарные. Приходная книга и книга долговых записей – их вели японцы во время торговли с айнами, населявшими север Хоккайдо, Курилы и Сахалин. Таких книг в Японии не сохранилось – их ведь никто не хранил, это текущая документация. Их сжигали. А у нас две такие книги имеются – я, честно говоря, не смотрела в журнале источники их поступления, но факт тот, что обе датированы 1805 годом. Есть мнение, что они тоже происходили из "добычи" тех горе-капитанов.